Свет всему свету - Страница 105

К оглавлению

105

Как и тогда, у фюрера сгорбившаяся фигура, землистое одутловатое лицо. Руки у него дрожат еще более, а левая то и дело судорожно подергивается; он то поддерживает ее за локоть, то незаметно массирует от кисти до локтя.

Наконец Гитлер заговорил. Голос у него тихий, нетвердый. Месяц назад за этим же столом он требовал одного: движения вперед без оглядки. Сейчас говорит о роковых жертвах, о превратности судьбы, требует стойкости на Рейне.

Генералы не сразу уразумели суть его решения. Оказывается, армия фон Дитриха целиком уходит в Венгрию. Полки фон Мантейфеля растягиваются в нитку, и ему вместе с другими защищать линию Зигфрида, запереть англосаксам все пути в Германию. Все это лишь малая часть плана, изложенного фюрером. Главное сейчас — остановить натиск русских, и Гитлер назвал силы, перебрасываемые на восток. Десятки дивизий.

Мантейфель ужаснулся. Осуществить такую переброску войск с запада на восток — все равно что открыть фронт армиям Эйзенхауэра. Сдерживать их будет нечем.

Видя смущение генералов, Гитлер сказал, что опасность лучше мобилизует всю Германию. Наступают дни острых схваток, и у него еще достанет сил взять реванш за недавние неудачи, у него сильные козыри. Выигрыш времени. Секретное оружие. Неизбежная ссора союзников.

Конечно, он понимает Мантейфеля и тех, с кем тот останется на Рейне. Будет нелегко. Но самое трудное и... — он даже запнулся, — и страшное — сейчас на востоке: в Пруссии, в Польше, в Венгрии.

Излагая свои требования, фюрер не сводил глаз с Зеппа Дитриха. Генерал присоединился к национал-социалистам еще в двадцать третьем году, будучи молодым офицером, когда Гитлер призывал на помощь дух короля Фридриха. Своей клятвой у его могилы быть верным принципам «великого монарха» он повернул тогда к себе многих военных, в том числе и Зеппа. Одних он сделал потом генералами, другим срубил головы. Каждому свое. Но главное — он дал им войну. На Дитриха он полагался, потому и направлял в Венгрию — запереть ворота южной Германии.

глава девятая
ЗА ДУНАЕМ

1

Два месяца с лишним Салаши упивался своей властью. С больших и малых портретов, появившихся в городе, он строго глядел на венгров. Важный, пышный, торжественный. С трибун же он виделся им выхоленным барином, которого укусила бешеная собака; его исступленные речи напоминали истерики Гитлера тридцатых годов.

Как живой призрак он часами бродил по залам королевского замка. Его походка становилась тогда особенно церемонной, в голосе появлялось нечто от металла, и все силы души сосредоточивались на внимании к своему сану. Регент же, черт побери! Глава государства! Фюрер нации! Газеты изо дня в день напоминали об этом, словно боясь, что мадьяры могут вдруг усомниться в существовании Салаши, в его чинах и власти, обретенной им после октябрьского путча и после церемонии присяги перед короной святого Стефана.

Пышные лестницы, массивные колонны, портреты и скульптуры монархов, золоченые карнизы залов, мягкие бесшумные ковры и бесценные гобелены, царственная тишина королевских покоев — все напоминало диктатору о власти, какой никто, кроме него, не имеет в Венгрии. Он подолгу стоял у парадных окон, глядя на покорный, как ему казалось, Будапешт. Но так длилось недолго.

Усилились грабежи, аресты, террор нилашистов. Выбор наказаний для непокорных и подозреваемых был невелик: тюрьма и расстрел! Устрашать — значит властвовать! Это один из его любимых девизов.

Салаши презирал всех и на равной ноге держался лишь с командующим Будапештским гарнизоном генерал-полковником Пфеффером-Вильденбрухом. Заносчивый генерал-эсэсовец с ним считался и все же постоянно подчеркивал, что настоящим хозяином венгерской столицы он считает себя одного. Правда, есть еще Фриснер, командующий всей группой немецких и венгерских войск на будапештском направлении, но Фриснер далеко, а он, Пфеффер-Вильденбрух, здесь, в городе, в самом сердце Венгрии.

Ураган событий захватил всю Венгрию. Гул русской канонады слышал весь Будапешт. У Салаши все чаще подгибались колени, и его походка становилась нервной, прыгающей, точно он только что бросил костыли.

Грабежи немцев и нилашистов сделались невыносимыми. Против них нарастало массовое озлобление мадьяр. Выход населения на оборонные работы стал срываться изо дня в день. Венгры молча бойкотировали распоряжения властей. Рабочие Чепеля открыто воспротивились эвакуации, и ее пришлось отменить. Сил подавлять массовые протесты уже не было. Их не хватало на фронте. Салаши нервно ломал руки, грозил, скрипел зубами, но ничего не мог поделать. Фронт стремительно приближался к Будапешту.

Вместе с Пфеффером-Вильденбрухом они подолгу просиживали над диспозицией войск. Но дело от этого не менялось. Тиски сжимались все туже и туже. Падением Эстергома завершилось окружение будапештской группировки немецко-венгерских войск.

У Салаши появилась одышка.

И командующий гарнизона метался, как больной. В сознании маячили Сталинград, Корсунь, Яссы и Кишинев. Сколько раз русские устраивали им злополучные Канны! Неужели и на этот раз его гарнизон снова в смертельной ловушке?

Накануне расстрела русских парламентеров Пфеффер-Вильденбрух снесся по телефону с командующим группой армий «Юг» генералом Велером. Не прошло еще и недели, как тот сменил здесь Фриснера. Видимо, Гансу Фриснеру Гитлер уже не доверял и отозвал его в свой резерв. Пусть решает новый командующий. Положение в самом деле тяжкое. Что касается самого Пфеффера-Вильденбруха, он готов сопротивляться до конца. Русский плен его не устраивает. Не устраивает он и Салаши.

105