Свет всему свету - Страница 110

К оглавлению

110

У подножия монумента — две символические фигуры, будто вырвавшиеся из-под земли. Одна из них схватила за горло фашистскую гидру и душит ее на глазах всего Будапешта. А другая взметнула над собой факел и светит всему городу светом правды и свободы, с которым пришел сюда советский воин.

Книга третья
ПРАГА ЗОВЁТ

глава первая
НА СЛАВЯНСКОЙ ЗЕМЛЕ

1

Южную границу Словакии полк Жарова пересек на рассвете, и машины весь день мчались по узкому заснеженному шоссе. Жители придорожных селений радостно встречали армию-освободительницу.

— А где Ческословенско войско? — все допытывались они на коротких привалах. — А нам можно туда? А возьмут?

У людей не праздное любопытство. Им осточертела старая жизнь, и они готовы биться за новую. Будут из них добрые солдаты. А как они воюют, Андрей видел у Днепра, знал по делам партизан, был наслышан про словацкое восстание.

Снова бои и бои. Изнурительные, ожесточенные. Контуженого Черезова пришлось отправить в медсанбат. Его батальон возглавил теперь Яков Румянцев. Как меняет человека степень ответственности! Видно, добрый активатор, если собирает все силы души командира. Недаром у него ощутимее теперь твердость и решимость, воодушевляющий людей порыв.

Доволен Жаров и Леоном Самохиным. Главное — офицер стал понимать, как необходим ему такт, чувство меры, честь командира.

Никола Думбадзе еще не вернулся из Буды. А без его батальона полк не полк. Борьба осложнилась, и сейчас не то что батальон, каждый взвод особенно дорог.

Полк с ходу вступил в бой за Кошице и первым ворвался в город. Разбитый противник отступал по дороге, огибавшей горный массив с северо-востока. Задача преследовать его выпала другим. А Жаров получил приказ создать облегченный отряд и наступать через горы прямо на запад, чтобы перерезать коммуникации противника. Следуя в голове колонны, Андрей еще не мог представить себе всех трудностей, что подстерегали его в пути. Роты растянулись в нитку, напоминавшую елочный серпантин. Кони скользили и спотыкались, на брюхе сползали вниз. Бойцы подолгу отлеживались на снегу. Батальон Самохина отправлен еще раньше, и его лыжня — самый ясный путеуказчик.

— Эх и здорова! — вздохнул Семен Зубец, глядя на кручу.

— Неужели на нее? — гадал Ярослав Бедовой.

Все выяснилось тут же: лыжня Самохина зазмеилась в гору.

— Мать честная! — ахнул разведчик. — И впрямь на нее.

На привале связисты развернули рацию, Оля Седова томительно долго упрашивала «Алтай» откликнуться «Уралу». Никакого ответа. А ведь точное время назначенной связи. Почему же молчит Самохин? Жаров махнул рукою — и снова в гору. Началась поземка.

Свернув рацию, Оля заспешила в колонну. Догнала Высоцкую, пошла рядом. У них свое горе. Никола и Максим не вернулись. Живы ли они? Такие бои! Даже сердце изболелось. Конечно, и здесь не легче. Но почему-то казалось, что главные опасности были там. А тут еще зачастил к ним Забруцкий и осаждает то одну, то другую. Мало того, запугивает их: дескать потери в Буде ужасные, и уцелеть там нелегко. Вот раскаркался черный ворон и еще более опротивел девушкам. Правда, внешне полковник корректен, вежлив, разговорится — не остановишь, и должному должное, поговорить умеет. Но назойлив, как жирная муха в комнате: жужжит, мечась из угла в угол, не отобьешься.

Идти рядом трудно, и разговор не клеится: то глубокий снег, то крутые склоны, и приходится карабкаться вверх.

Наконец перевал. Бойцы еле переводят дух: высок, проклятый! Но что это? Все широкое пространство перевала вдоль и поперек изборождено лыжнями. Самохин? Нет. Его лыжня пошла прямо. Так кто же?

Снова развернута рация.

— «Алтай», «Алтай», «Алтай», я «Урал», я «Урал»!.. — надрывалась Оля.

— Есть? — не терпелось Жарову.

— Молчит, — сокрушалась девушка, — прямо-таки мертво в эфире.

Жаров изучал следы. Они много раз перерезали лыжню Самохина. Значит, кто-то прошел позднее. На деревьях видны надрезы в форме стрел-указок. Ну кто же, кто? Сколько ни спрашивай, ответа нет. Значит, утроенная бдительность!

Метель разыгралась не на шутку, и вскоре — никаких следов. С отрядом через горы следовал и заместитель командира дивизии полковник Забруцкий. Он пытался было возвратиться в штаб, но Виногоров приказал ему двигаться с отрядом. Всю дорогу Забруцкий оставался возле командира полка. Ни во что не вмешиваясь, он шел километр за километром, внешне равнодушный ко всему на свете. Но в душе он томился неизвестностью предстоящего. Лес и горы, снег и мороз. Тут не хитро и сгинуть. Не лучше ли, пока близко лес, укрыться в шалашах и развести костер? А стихнет — будет видно, что делать.

Жаров задумался. На душу солдата и офицера давят опасности поистине тяжкого пути. У каждого готовый совет. Не прислушиваться к этому нельзя, но и полагаться на все, что кому-то приходит на ум, тоже невозможно. Может, в самом деле остановиться? Закопаться до утра в снег? Нет, только вперед! Это одно из тысячи возможных решений. Остановись — и кто знает, сколько наутро будет замерзших и обмороженных. А где Самохин? Не попал ли комбат в беду и не нужна ли ему помощь?

Еще гора, потом расщелина с крутым спуском. Ею можно выйти к горному селению, помеченному на карте. Ветер в расщелине хоть и потише, а свистит, как в трубе. Кругом белая мгла. На повороте поскользнулась вьючная лошадь и полетела в пропасть. Завечерело — наверху слабо мелькнул огонек и вроде послышался человеческий вскрик. Замерли, прислушались. Но вьюга-завируха мешает видеть и слышать. Нет, только вперед!

Круто сбегая вниз, лощина вывела к горному селению. Мелькнули огоньки крайних домиков. Но кто в них? Немцы или наши? Пока длится разведка, каждая минута кажется часом.

110