Забруцкий спустился в блиндаж, где находилась полковая рация. Как он и рассчитывал, дежурила Высоцкая, у которой он застал Думбадзе.
— Вы что ж, свой КП перенесли сюда? — нахмурился полковник.
— Никак нет, — вспыхнул Думбадзе.
— Идите к себе и занимайтесь, чем положено.
После ухода комбата с минуту царило неловкое молчание, и Вера недобро посматривала на Забруцкого. Чего ему нужно здесь? Или снова волочиться вздумал? На днях был сбор радистов. Заявился Забруцкий и, разглядывая девушек, заметно выделил Веру. Не стерпев, она отвернулась. Чуть позже он вызвал ее к себе в блиндаж. Вера долго колебалась: идти или не идти. А как ослушаться — дисциплина! Шагнула за порог, готовая к отпору. Однако все ее страхи оказались напрасными. Полковник был безукоризненно любезен. Усадил ее за стол, застланный бархатной салфеткой. Вера огляделась. Пол и стены в коврах. В углу приемник. Книги. Патефон. На столе хрустальный графин с вином. Нет, таких блиндажей ни у кого из офицеров прежде она не видела. Полковник исподволь выспрашивал ее о жизни, о службе в полку. Не скупился на внимание и заботу, намекал на поддержку, если она понадобится. Явно ухаживал. Но Вера будто не слышала его слов, и расстались они сухо.
Чего же он хочет теперь? Они сидели у маленького столика, бросая друг на друга взгляды: она — настороженные, ничего не обещающие, он — ищущие внимания и участия. Забруцкий разговорился. У него погибла жена, умерла дочь. Он их очень любил — и вот одинок. Поэтому лучше других понимает горе Веры. Трудно без близких, очень трудно, особенно женщине, да еще на войне. Ее место не здесь. Не пошла бы она в штаб дивизии? Вера невольно вскинула изумленные глаза. Нет, нет, он ни на что не намекает, просто хочет помочь.
— Нет, благодарю, товарищ полковник, — встала Вера.
— Тогда хоть в гости заходите. У меня самые свежие книги, новые пластинки. Право, заходите и не бойтесь: я не обижу.
— Благодарю.
— Такая хорошенькая, а несговорчивая. А все же подумайте. — Он протянул руку: — До свидания!
По пути к Кострову он недовольно морщился. Нет, какова! Не подступишься. Кто ей закружил голову? Думбадзе? Или Жаров? А хороша! Нет, он никому ее не уступит. Никому.
У Кострова Забруцкий пробыл не больше часу. Едва он появился, комбат попросил разрешения позвонить Жарову. «Зачем? Можно потом», — отмахнулся полковник. Он разрешил выставить закуску, ром, и непринужденная беседа потекла шумно. Они давно знали друг друга. Было, служили в одном полку. Забруцкому везло, его даже ни разу не ранило. Костров помногу лежал в госпиталях, был в плену. И вот один уже полковник, другой — еще майор.
— Ну, как живешь? — допытывался Забруцкий.
— Не ко двору пришелся.
— Чего так? Начальство не любит?
— Поедом ест.
— Думаю, ты вырос и на батальоне тебе тесно.
— Смотри, еще на роту посадят.
— До этого не допустим. Выпьем-ка за полк, которым, надеюсь, скоро будешь командовать.
Костров промолчал.
— Не нравится мне ваш Жаров, — несколько помедлив, продолжал Забруцкий. — Не люблю ни святош, ни трезвенников. Подумаешь, строит из себя...
— Нет, дело он знает, — возразил комбат, — в этом ему не откажешь. А вот характер...
— От характера все и глохнет.
— Не знаю, как другие, а я как связанный. Никак не угожу.
— Вот видишь...
Скрипнула дверь, и на пороге появился Жаров. Отдал рапорт и по приглашению полковника присел к столу.
— Больше часу в полку, — упрекнул Забруцкий, — а командира нет и нет. Непорядок, Жаров, непорядок.
Андрей смолчал.
— Не сердись, я шучу. С утра не ел сегодня. Ну, Костров, дай гостю закуску. Выпьем за ваши успехи, — придвинулся он ближе к Жарову, — а то их не очень заметно.
Андрей слегка поморщился, но выпил.
— Видал, молодец какой! — похвалил полковник. — А мне говорили, Жаров — сухарь, трезвенник. Я всегда люблю компанию.
Поблизости один за другим охнули два снаряда, и Забруцкий опасливо взглянул на потолок.
— Четыре наката!.. — успокоил Костров.
— Что ж, хорошенького понемножку, — встал Забруцкий. — Поехали в штаб, — сказал он Жарову.
Разложив на столе карты и схемы, Андрей обстоятельно доложил обстановку. Хоть оборона и на широком фронте, но роты сидят прочно. У противника все признаки подготовки к наступлению — подтвердили и пленные.
— Неважные дела, — выслушав доклад, заметил Забруцкий.
— Я не понимаю вас, товарищ полковник.
— Не рано ли вам дали полк? А?
Жаров вспыхнул.
— Да вы раньше времени не волнуйтесь, — снисходительно усмехнулся Забруцкий. — Я не собираюсь добиваться вашего отстранения. Но соперников у вас немало. А дела в полку в самом деле неважные. С «языками» сколько возились?
— Возились, но взяли трижды, раз за разом.
— Пока не вмешался Виногоров.
— На всем рубеже дивизии не было «языка».
— Проходов все нет!.. — продолжал полковник.
— Мы не сидим сложа руки, ищем.
— Дисциплины нет!.. Ваш любимчик Думбадзе дни и ночи проводит у Высоцкой. Говорят, и вы бываете там?
— Это ложь, товарищ полковник.
— Правду говорят, что вы всех поедом заели?
— На требовательность жалуются лишь разгильдяи, — не сдержался Жаров.
— Отрицать легче всего, разберитесь, сделайте выводы.
Забруцкий уехал, Жаров раздосадованно шагал из угла в угол. Ничего толком полковник не видел, и все плохо. Уж он теперь распишет Виногорову. Андрей позвонил Березину и попросил его сейчас же зайти в штаб.
Выслушав Жарова, Григорий покачал головой. Многое из упреков — ерунда. Никаких сплетен нет и не было. А вот о проходах надо подумать. Задача очень важная — сесть на коммуникации противника. Надеяться на случай нельзя. Нужно добиваться разрешения на серьезную разведку боем. Пробьем брешь — протолкнем и разведчиков. Надо готовить план. Доложим и Виногорову, и начподиву. Они поддержат.