Свет всему свету - Страница 77

Выслав дозоры, Максим замаскировался на позиции. Куда ни глянь, всюду поля и перелески, селения с острокрышими домиками в фруктовых садах. За ними еще враг, его пушки и танки, его солдаты. Павло Орлай и Матвей Козарь вместе с Максимом тоже вглядываются в эту чужую землю, с которой к ним не раз приходила беда.

— Земля мадьяронов, — сквозь зубы процедил Павло. — Ух и покажу им!

— Смотри, Павло, ты не разбойник, а советский воин, и по тебе станут судить о других. Ты и делай, чтоб судили правильно.

— Значит, они нас гнуть, убивать, а мы — мирись. Нет, не затем воюю.

— Ты, Павло, одно запомни, — уже строже взглянул на него Максим, — мы не против народов воюем, нам жить с ними, а против захватчиков, что шли разорять нашу землю, против их армий. Тут не щади!

— А с теми, что грабили и сейчас не в армии, с ними как? Как, Матвей? — повернулся он к Козарю.

— Я — как все...

— Они тебя живьем жарили, а ты их уговаривать? Не деритесь, мол, мы хорошие. Да после того Оленка на порог тебя не пустит.

— Перестань, Орлай, — повысил голос Максим. — Всем приказываю, — оглядел он разведчиков, — врага бить нещадно, а мирных не трогать.

— Простить им отца, простить Василинку? Ну нет! — еще кипел Павло.

Не вмешиваясь, Зубец молча прислушивался к разговору. С венграми он встречался не раз, и вояки они злые. Чего жалеть их в самом деле? Дюже они жалели нас на Волге? Оттого, не противореча командиру, в душе он был на стороне гуцула.

— Павло! — грозно привстал Якорев, — слышал приказ? Думай лучше. Месть — дело святое. Громить их армию, их фашистское государство — вот месть! А народу — народу свети, чтоб видел лучше.

Павло притих и побледнел, и Голев от души ему посочувствовал. Конечно, Тарас одобрял Якорева, но и понимал чувства гуцула. Венгры и несправедливость — для него одно и то же. А ему говорят, будь справедлив. Не так-то легко ему разобраться, и не только ему. А Максим горячится да еще говорит как-то по-газетному. Конечно, он командир, сейчас ему некогда рассусоливать.

— Иди-ка сюда, сынок, — запросто окликнул Тарас Павло. — И не хмурься, — взял он гуцула под локоть, когда тот опустился подле него на траву. — Командира и понимать, и слушать надо.

— Я не против командира — против мадьяр. Я им все припомню! — сжал кулаки вспыльчивый гуцул.

— Эх, сынок, сынок, — с сожалением произнес Голев, — голова у тебя горячая, а сердце холодное. Теперь ты не просто гуцул, а сын великой страны. Понимаешь, родной сын. У тебя большая мать-родина. Первая в мире Советская держава! И ты ее воин. Это же понять надо. Куда б ни пришел теперь, в тебе видят советского солдата, значит — самого честного, справедливого. А ты — убивать!

В душу Павло проникла смутная тревога, там все смешалось: и жажда мести, и гордость за все, что стало близко и дорого, и боль за отца, убитого хортистами, и гнев за сестру, угнанную немцами. Много мыслей и чувств атаковали его душу, то бессильную защищаться, то яростно возмущенную и готовую к борьбе.

— И еще пойми, — убеждал Голев, — вот в руках у тебя автомат, новенький, самый лучший. Знаешь ли, кто его сделал тебе?

— Ну, рабочие на заводе... — неуверенно сказал Павло.

— Не только они, — вздохнул Голев. — Летчики облетали всю Сибирь, пока не нашли белую тайгу. Лесорубы отправились за тысячи верст, жили в снегах, заготовляя березу для лож. Уральские горняки добывали руду, металлурги плавили из нее сталь. А сколько дел у конструкторов, у технологов! Оружейники дни и ночи вытачивали и штамповали металл, пока не получится вот такой автомат. Понимаешь, заняты сотни, тысячи людей. А возьми пулемет, пушку, танк с самолетом. Там еще сложнее. А хлеб, а мясо, а сахар, что получаешь ты? Этим тоже заняты тысячи, чего там, миллионы. А зачем? Неужели, чтоб убивать всех подряд? Нет, сынок, защищать свою страну. Защищать в мире все доброе и честное. Делать, чего никто никогда не делал. Понимаешь, что за оружие в твоих руках? Оружие чести! Им даже мстить нужно честно, справедливо.

Павло не сводил глаз с Голева и хорошо понимал: это большая правда. Но вокруг была чужая земля, с которой к нему в дом пришел враг. Сколько несчастья принес он закарпатским украинцам! Это тоже правда. Как же примирить эти две правды?

2

Слово «мадьяр» можно перевести на русский язык как «дитя земли». Мадьяры — дети земли.

Свыше тысячи лет назад пришли на берега Дуная венгры-кочевники. С ними слились населявшие страну авары, славянские и другие племена. Кочевники постепенно перешли к оседлости и создали обширное государство. На них сильно сказалось влияние славян, распространилось христианство. Затем наступили века турецкого ига, сменившегося тиранией австрийских Габсбургов. Ни восстание Ракоци, ни венгерская революция не принесли людям освобождения. Мировая война до основания потрясла и разрушила двуединую Австро-Венгерскую монархию. Пламя Октября перекинулось через горы, и казалось, вот она, долгожданная свобода! Но перепуганная Антанта задушила Венгерскую советскую республику. Однако память о своей власти, веру и надежду людей на лучшие времена не смог убить и кровавый режим Хорти. Это по его вине сотни тысяч мадьяр зарыты в могилы на тысячекилометровом пути от Волги до Дуная.

И вот на своей земле мадьяры увидели могучую армию загадочной страны. Хортисты столько лет чернили ее людей, якобы жаждущих крови. Не этим ли объясняется их суровая настороженность в первые дни исторических встреч?

Бойцы быстро поняли, что мадьяры вовсе не дети земли, а ее пасынки, ее рабы. Половина жителей деревни гнет спину на чужих полях. Не потому ли и два миллиона венгерских эмигрантов годами обитают за океаном? Не матерью — злой мачехой была для них родная плодороднейшая земля.