— Что у вас, Хмыров? — позвонил Жаров.
— Под огонь попал, головы не поднять.
— Сейчас помогут артиллеристы. На месте топчетесь, энергии не вижу.
— Тогда я сам пойду, — буркнуло в телефонной трубке.
— Я сам, я сам! — рассердился майор. — Слышать не хочу мальчишеской болтовни. Командовать разучились!
Часом позже вдали раздался взрыв, потом другой, третий... «Так, полотно взорвано, противнику не уйти», — решил Жаров. Он все больше всматривался в чужой город, показавшийся ему чем-то похожим на родной Алексин, хоть здесь и не было ни красавицы Оки с ее живописными берегами, ни красноствольного бора с его удивительно пряным воздухом. Напоминание о родном и близком еще сильнее поманило вперед, заставило торопить атакующих.
Из подворотни большого каменного дома по разведчикам внезапно ударил вражеский пулемет. В ответ «горюнов» кинжально резанул в побуревшие от времени ворота. Несколько минут длился поединок двух пулеметов. Взвод Якорева зашел с тылу и врукопашную выбил противника.
Вошли в дом. В комнатах пусто: все жители в подвале. Осторожно ступая по скользким ступеням, бойцы спустились вниз. Резкий удар прикладом. Щелк засова, и в лицо — едкий запах горелого сала. Подвал переполнен. Тускло мерцают свечи, самодельные светильники. Перепуганные жители не сводят широко раскрытых глаз с автоматов. Бойцы шагнули за порог, и их оглушил невообразимый крик и плач.
— Тачець — повелительно сказал Якорев.
Мертвая тишина.
— Есть тут немцы? — спросил он по-румынски.
— Ну, ну! — закричали женщины.
— Истинно подвальчане! — обронил Соколов.
— Тоже словечко придумал, — усмехнулся Якорев.
— Разве я, война придумала, — сказал Глеб.
Максим огляделся. В первом ряду меж стариком и старухой — молодая, с распущенными косами женщина. Левой рукой она прижимает к себе сынишку. Его тонкие ручонки дрожат. Максиму стало не по себе. Торопливо прошел вперед и погладил мальчонку по курчавой головке. Мальчик испуганно уткнулся лицом в материнскую юбку. Максим двинулся дальше, опуская поднятые руки женщин и детей.
— Не бойтесь, советские люди не сделают зла, никого не обидят.
Серьга Валимовский тут же перевел его слова румынам.
— Мульцумеск, мульцумеск! — раздались радостные голоса. — О, буна русеште армат!
Едва немцев оттеснили за город, как на улицы высыпало все его население. Ни пройти, ни проехать. Куда только девался недавний страх этих людей перед наступающими советскими войсками.
Через всю улицу протянулось пурпурное полотнище: «Салют великой армии!»
Виногоров назначил Жарова военным комендантом Дорохоя. Пришлось временно разместиться в гостинице. От желающих попасть на прием нет отбою. Многие просто заходят «взглянуть на пана коменданта».
Первым заявился примарь с просьбой возвратить два склада с мукой, опечатанных советскими интендантами. Это городская мука, а не немецкая. Иначе город будет без хлеба.
Захватив пакгаузы с зерном, сахаром, продуктами, полк взял их под охрану. Немцы не успели вывезти своих запасов, и трофеи были огромны. Как выяснилось, склады, о которых хлопотал примарь, также оказались под охраной. Жаров вызвал Моисеева и приказал возвратить их румынам.
— О, домине майор, благодарю, сердечно благодарю, — рассыпался румын в любезностях и выразил готовность указать еще семь военных складов с вином и хлебом, вывезенным немцами с Украины.
Картинно расшаркиваясь, появился господин в полосатых брюках и желтых ботинках.
— Просим разрешения, пан майор, открыть торговлю, — пробасил он.
— Уже есть распоряжение, пожалуйста, торгуйте.
— Нет, мы хотим убедиться лично, — величал он себя во множественном числе.
— Ну вот, пожалуйста, открывайте магазины.
— Низко кланяемся, пан майор, низко кланяемся.
Пробившись сквозь большую толпу ожидающих, вошел немолодой рабочий в куртке, обсыпанной мукой.
— Разрешите, товарищ майор, создать профсоюз мукомолов? Прошу утвердить список.
— Зачем утверждать? Это ваше дело, вы хозяева.
— Утвердите, пусть останется на память!
— Ну, хорошо, давайте, — и майор написал, что всем трудящимся разрешается создавать свои демократические организации.
Рабочий-мукомол долго жал руку коменданта.
Пришли две девушки. Они знают по-русски и предлагают свои услуги. Девушкам пришлось объяснить, что ни в переводчицы, ни в «сестры милосердия», как просят они, взять их невозможно. Березин рассказал им о дивизии имени Тудора Владимиреску, сформированной из румынских добровольцев, и они загорелись надеждой попасть туда.
В комнату проскользнул длинноногий господин в очках. У него щекотливое дело, как объяснил он сам.
— Что такое?
— Мы держим дом с красными фонарями...
— Ну и что? — Жаров не понял, о чем речь.
— Веселый дом, с девушками, понимаете, — заискивающе мялся господин.
— Публичный дом, что ли? Закрыть немедленно!
— Девушки не хотят, пан комендант, работы ведь нет, — пугливо озираясь, пятился он к двери.
— Закрыть!..
Через порог ввалилась большая группа скромно одетых людей.
— Мы пришли от всех рабочих города, — сказал один из них по-русски. — Приветствуем Красную Армию и большевистскую партию, благодарим и низко кланяемся нашим спасителям. Просим взять под охрану общественные здания, склады, предприятия, чтобы поддержать порядок.
Делегаты получили разрешение создать народную милицию и вооружить ее трофейными винтовками.
Под вечер Жаров, взяв с собой Якорева и Валимовского, отправился проведать раненых. Полковой врач разместил их в удобном помещении, и бойцы лежали на чистых койках. Вера и Таня, помогавшие в уходе за ранеными, кормили бойцов.