Смяв противника, полк двинулся дальше. Следом тронулся и батальон Чиокана, временно приданный Жарову.
— Будьте бдительны! — напутствовал комдив, вручая приказ. — Сделайте, чтоб люди поняли смысл происходящих событий. Учите их воевать по-новому, разъясните, что главный их враг — гитлеровцы. Не исключено, что в новых боях будет постепенно выковываться демократическая армия уже новой Румынии.
Построив батальон у входа в узкую долину, Чиокан представил его командованию полка. Румынские солдаты с нескрываемым любопытством глядели на советских офицеров.
Обходя строй, Жаров и Березин в свою очередь присматривались к румынам. Неровные ряды небрежно заправленных и плохо снаряженных солдат.
— Когда мылись в бане? — спросил майор щуплого солдата, и Серьга Валимовский тут же перевел его слова.
— Месяц назад, домине официр, — выпалил солдат.
— Что было сегодня на обед? — поинтересовался Жаров у другого.
— Мы еще не обедали, домине официр.
— Почему? — повернулся майор к Чиокану.
— Не подвезли продукты... будут только завтра.
— Накормите их, — приказал Жаров Моисееву, — пусть повара приготовят обед. — И сразу обратился к румынским солдатам:
— Мы будем воевать теперь плечом к плечу, — громко начал Жаров, чтоб слышали все, — воевать как товарищи по оружию. У нас с вами один враг — гитлеровские захватчики. Будьте всегда готовы к бою, точно и беспрекословно выполняйте приказы. Будьте храбрыми солдатами — и вы победите!
Наутро у горного селения разгорелась жаркая схватка. Прошел час, другой. От Чиокана никаких известий. На вызовы по телефону дежурный беспрестанно отвечал заученной фразой: «Домине майор руководит боем». Жарову пришлось отправиться на румынский КП. Никого, кроме дежурного телефониста. Чиокан в ста метрах сидит на траве, как будда, поджав под себя ноги, и ждет донесений от командиров. Где они, точно он не знает. Проверили вместе. Рота Ионеску взбирается на гору, две другие еще внизу: у них нет боеприпасов. Немцы наблюдают за румынскими ротами и бьют по ним прицельно. Солдаты кучами окружают раненых и убитых и несут бесцельные потери.
Ионеску первым потеснил гитлеровцев. Его повернули влево, и он облегчил бросок вперед ротам Кугры и Щербана. Жарова порадовала исполнительность солдат и офицеров, почувствовавших в бою надежную дружескую руку. Не понравился лишь Кугра. Ему во всем хотелось быть первым, и он скопом бросал людей вперед, а вместо твердой и внушительной команды у него много крику и суеты.
Через день-другой Чиокан обратился к Жарову с неожиданным вопросом;
— Доверяет ли советской командование румынам? — И, сняв очки, сам ответил: — Нет, не доверяет. Вы ставите нас лишь на фланги, словно боитесь, не выдержим.
Рассмеявшись, майор объяснил Чиокану его ошибку:
— Осторожность не есть недоверие. Румынский батальон еще слаб. Какой же смысл рисковать людьми? Вы сами говорили, гитлеровцы не раз подставляли румын под смертельные удары.
— А все же дайте нам задачу посложнее, — настаивал Чиокан.
Жаров обещал, и случай представился очень скоро.
В бою на подступах к перевалу батальон Кострова был выведен в резерв, а его позиции заняли подразделения Чиокана. Немцы усилили артогонь и начали контратаку за контратакой. Жаров решил помочь Чиокану в трудном бою. Почти вся оборона румын держалась стойко. Однако рота Кугры, не выдержав седьмой атаки, начала самовольный отход. Сам командир роты, запыхавшись, прибежал к комбату и панически закричал:
— Обошли, окружают!
— Успокойтесь! — сказал Жаров и спешно выдвинул туда роту из резерва.
Смяв противника, она вцепилась в передний край немцев. Чиокан бросил в атаку роту Ионеску, и позиции немцев были захвачены. Покусывая губы, Кугра молча наблюдал за боем. Его честолюбие было уязвлено.
— Не кончись боеприпасы, мы не отступили бы! — оправдывался офицер.
— И тут просчет командира, — отрезал Жаров.
Пошли в роту, которая сбилась в лощинке, за КП Чиокана. Вскочив при появлении офицеров, солдаты понуро опустили головы.
— Ваша рота, — строго сказал Жаров, — подвела соседей: она без приказа оставила позиции.
Солдаты стояли не шелохнувшись. Их лица будто закаменели.
— Вы поддались панике, — продолжал майор. — За три минуты бегства рота потеряла больше, чем при отражении всех атак. А рота Ионеску устояла и даже продвинулась вперед.
В глазах румын уже не видно испуга: в них стыд, огорчение и, возможно, еще неясный проблеск готовности воевать по-другому.
— У вас один выход, — заключил Жаров, — искупить вину лишь победой в новом бою.
Политическая обстановка в Румынии резко изменилась. Коммунистическая партия вышла из подполья. Бануш присматривался к работе партийной организации советского полка. Советовался с Березиным. Начал открыто вести беседы с румынскими солдатами, разъясняя смысл перемен. Сторонников у него было немало. И все же румыны с трудом привыкали к новому.
Не поощряя Бануша, Чиокан ни в чем и не мешал ему. Сам он с малых лет рос в семье врача. С высшим историческим образованием, он никак не мог устроиться: пришлось быть и грузчиком, и пахарем, и писцом-чиновником, пока не определился наконец учителем. Его эрудиция мало пригодилась и в классе: школьные программы были примитивны.
Чиокан примыкал тогда к тем группам и слоям румынской интеллигенции, которые медленно топтались на месте, безвольно уступая дорогу фашистским реакционерам. Нужна была сила, которая подтолкнула бы Чиокана, а он полагал, что все само собой образуется. Потом армия, война. За три года он побывал командиром взвода, роты, получил батальон. На все насмотрелся. Лишь теперь ему была понятна сила, но не правда новой жизни. Силе он уступал, а правды еще не понимал. Мешал духовный нейтралитет.