Свет всему свету - Страница 79

— Я и говорю — с врагом по-вражески, с остальными — по-дружески. И разве я всепрощению учу тебя? Нет, справедливости. Тебе, Павло, дали сильное оружие. Им легко убивать. Смотри не оскверни его. Я не про бой говорю, ты понимаешь.

Прибежал Матвей Козарь. Якорева вызывают к замполиту. Максим пристально взглянул Орлаю в глаза и пошел в штаб. Матвей пригласил Павло к Миклошу Ференчику, и они отправились.

— Скажи, угомонился? — заговорил Матвей дорогой.

— Дай мне волю, всех передушил бы.

— Ну и дурак. Ты разберись. Максим дело говорит.

— Я не против Максима, — не отступал Павло.

— Остынь, Павло, тогда лучше увидишь.

— А ты, вижу, готов уж мириться с ними.

— Сказал же, как все. Подумай, люди сколько лет по-новому жили. Тыщи километров с боями прошли. Они учились, сколько знают. Вот и смотрю, как они говорят, как думают, что делают. Знаю, Оленка спасибо скажет.

— Ты думаешь, я не смотрю? А душа-то горит. Мать, может, все глаза протерла, вздыхая по Василинке. У отца, гляди, все косточки в гробу переворачиваются. А я мирись?

— Видишь, сердце кипит — остановись. Зло — плохой советчик, Павло. Остынь, тогда и суди. А лучше на других смотри — они больше нас сделали, больше и знают.

Дом Миклоша Ференчика, венгра-красноармейца, полон народу. Павло обезоружила сердечность, с какой его встретил хозяин и соседи, пришедшие сюда послушать русских. Они душевно пожимали руки, любовно заглядывали в глаза, желали доброго здоровья. Говорили, венгры понимают русских и никогда не хотели им зла. Каждый из них, чем может, готов помогать русским. У Ференчика сын в Пеште, на заводе, есть знакомые. В русском штабе его просили быть переводчиком, и он обещал отправиться с русскими в Пешт и Буду.

Вскоре всех увлекли расспросы о советской жизни. Разведчики давно привыкли к этому, их мало удивляли теперь даже самые курьезные вопросы мадьяр. А верно, земля у крестьян отобрана колхозами? А верно, в России нельзя быть богатым? А верно, что всех заставляют жениться в семнадцать лет? Ответы их изумляли.

— Жизнь мала, сынок, мне бы еще лет сто — и то мало.

— И за такую жизнь можно горы своротить, — говорил Голев. — Вот у нас пески были, а провели воду — хлопок, сады кругом. Волгу на Москву повернули. Если б не война — и Дон бы с Волгой породнили. А ты говоришь, жизнь коротка. Только дерзай.

— Горе мешает, горе, сынок, — вздохнул Ференчик.

— За счастье бороться надо, тогда и горю конец.

— А пойди найди его, счастье, — раздумчиво протянул старый мадьяр.

— Э-э... старик, искать не надо, сами делать станете! — перебил Миклоша Закиров.

Улыбаясь, старый Ференчик согласно кивал головою.

4

Поздно вечером в полк приехал полковник Забруцкий. Был он в настроении, что случалось с ним не часто, и сам напросился на ужин.

За столом полковник крякнул от удовольствия.

— Страсть люблю, грешник, закусить и выпить, — наливая стакан токайского, сказал он Жарову, — особенно, если стол изыскан. Как это называется, гурман, что ли? Жена, грешница, избаловала.

Он начитан, любит блеснуть своей эрудицией. Но сейчас весь разговор он свернул на армейские новости: кто и где снят, куда переведен, кем назначен. Жаров усмехнулся. Охотник смаковать! Его не интересует, кто продвинут, кто награжден. Нет, только кто снят или кто отстранен. Это его стихия. Лицо у него как налитое, раскрасневшееся, так и пышет здоровьем.

Опорожнив стакан с вином, Забруцкий откинулся на спинку стула. Не вино, а чистое золото. Букет! И настроение создает. Душа становится мягче, добрее.

Полковник развеселился, сыпал анекдотами и все доказывал, что любит людей покладистых, сговорчивых и больше всего не терпит ежистых. Слово старшего — закон, и перечить ему не след.

Жаров и Березин переглянулись. Ясно, это лишь подготовка атаки. Что же последует дальше?

После третьего стакана Забруцкий отяжелел, лицо его сделалось угрюмым. Прищурив глаза, он предупредил вдруг, разговор будет строго конфиденциальным. Кем бы из комбатов смог пожертвовать Жаров? Командир уйдет в другой полк.

Что за загадки? Надо же знать, ради чего «жертва». Если перевод, то куда, а продвижение — на какую должность. Нужен боевой офицер, чтоб умел держать в руках полк? Вот оно что!

Забруцкому захотелось направить разговор в нужном направлении. Может, Думбадзе? Ему только что дали майора. Энергичен, дело знает.

Нет, у Жарова иные соображения. Можно выдвинуть любого из трех: каждый годится. Если же выбирать, то Кострова. У него больше шансов.

Глубоко затянувшись, Забруцкий закашлялся и замахал руками, разгоняя дым. Кострова он не поддержит. Слишком честолюбив и дисциплины не знает. Конечно, можно понять Жарова — есть повод избавиться от неугодного офицера. На тебе, боже, что мне не гоже. Так нельзя. Лучше Думбадзе.

Жарова передернуло. Пожелай он свести счеты, давно бы убрал Кострова. И если в прошлом он нажимал на командира, было за что. Но Костров энергичен, целеустремлен, вполне подготовлен. Этого не отнять. А что командир порою резок и неуживчив, так, может, оттого, что засиделся на батальоне. Всему есть предел. Нет, только Костров!

Березин поддержал командира полка., и Забруцкий вовсе нахмурился. Еще недавно, он сам думал так же и во всем поддерживал Кострова. Они немало послужили вместе, немало и покуролесили. Костров тоже умеет гульнуть, но и дело знает, чертяка. Любит жить, чтобы все через край. Силы в нем неуемные. Все это Забруцкий ценил в Кострове и давно решил вытянуть его на полк. Но после стычки в горах он не хотел мириться с комбатом. Был удачный случай свалить Жарова. Кострову бы и вожжи в руки, а он, черт строптивый, заупрямился. Может, поэтому Жаров продвигает теперь Кострова. Услуга за услугу. Нет, этого не будет. Лучше Думбадзе. А сам подумал о Высоцкой. Может, без Думбадзе к ней легче будет подступиться?